В Розовом зале дворца был накрыт огромный стол. Его величество Леопольд Шестой обожал кулинарию, это была его тайная страсть; он изобретал рецептуру, экспериментировал, готовил сам и очень преуспел в этом занятии (чего нельзя сказать о государственных делах) и раз в месяц давал званый обед, в строжайшем секрете храня своё авторство. Всякий очередной пир начинался уже традиционной фразой монарха: «Взял на службу нового повара, оцените, посоветуйте, господа». Вот и теперь, Леопольд восседал во главе, с довольной улыбкой наблюдая, как его придворные и приглашённые гости, включая иностранных подданных, восхищались великолепием невиданных яств, напитков, красотой дворца, чудесных семисотсвечовых хрустальных люстр и, конечно же, неотразимостью самого короля, не подозревая, кто является творцом сих кулинарных изысков. Только толстенький человечек в клетчатом костюме угрюмо тыкал вилкой в тарелку, пухлое раскрасневшееся лицо его, обрамлённое пышными бакенбардами, мрачнело, усы недовольно шевелились. И вот в возникшей паузе, среди звона бокалов и приборов вдруг прозвучало:
— Омерзительно.
Стало слышно, как заскрипели резинки на чулках баронессы Лавандович, в которых застряла рука сидевшего слева от неё обермейстера.
— Вы меня извините, но это… несъедобно. Выглядит как страусиный помёт, и на вкус, наверное, то же. Впрочем, это вкусом назвать довольно сложно. А это что, похожее на сушёные кугли? Биточки? Ы-ы-ы! Да, чтобы порезать это, необходимо подавать к столу не десертный нож, который, вне всяких сомнений, не мылся с момента его изготовления, а ножовку по металлу…. Пудинг? Или желе? М-м, холодец из головастиков? А это, надо понимать, вино? Очевидно, в него ходила вся дворня, судя по стойкому запаху урины. Да, и не сочтите за труд верните этот «комплимент от шеф-повара» шеф-повару. Так называемые «жареные почки», по всей видимости, мышей, травленных купоросом. И скажите ему, что шампиньоны не бывают синего цвета. Его ввели в заблуждение.
Простите великодушно, но находиться далее среди этих, с позволения сказать, блюд я не в состоянии. Это унижение человеческого достоинства и великого древнейшего искусства приготовления и потребления пищи. Не вдохновляют так же перспективы неизбежного клистира и бессонной ночи в уборной, обеспеченных после столь изысканной трапезы.
Толстячок встал, аккуратно положив на стул выдернутую из-за ворота салфетку.
— Пойду к Ришару. Там чудесные русские блинчики с икрой и водкой. Так. Весьма сожалею, но приятного аппетита пожелать не смогу. Как бы мне этого ни хотелось. Всего самого наилучшего.
Под немигающие взгляды и открытые рты мэтр Клод, мурлыча арию Папагено, направился к выходу. За своей спиной он услышал, как на пол упало нечто тяжёлое.
— Королю плохо!
— Лекаря! Лекаря!