Сказка деда-Боровика.

На пеньке сидит старый дед-Боровик,
Головой болтает, чего-то говорит,
Старый дед-Боровик.

Он поведал мне очень старую сказку
Про Царевича-Лягушку и принцессу Ивана.
Я вам расскажу всё без обмана.

Жила-была Иван, да захотела жениться,
И пошла на пруд водицы напиться,
Там лежал Царевич в лягушачьем обличье.
Чем не жених и лягушка сгодится.

К тому же не лягушка, а принц заколдованный,
Злым Кощеем и Змеем опробованный,
Обманутый, охмуренный, за бутылку джина проданный.

Отправилась Иван искать того джина.
Долго ли, коротко ли справки наводила.
Узнала, что живёт тот джин на дне моря,
Так опустился от душевного горя.

Нашла она джина действительно на дне.
Он был закупорен в крепком вине,
Она выдернула пробку, он упал к её ноге.

Иван попросила расколдовать Царевича,
Уж больно ей замуж за него хотелося,
А джин говорит: «Вряд ли я помогу,
Творить чудеса я уже не могу.

Пропил я бутылку свою и свой дар,
Но всё же последний нанесу я удар!».
Исполнил желание и замертво упал.
В иле его труп закопала Иван.

Из лягушки превратился Царевич в пруду
В стройного и сильного Марию-Красу,
Окрестных девок грозу.

Пока возвращалась из похода Иван,
Мария женился на купчихе Степан.
Иван утопилась, сверша этим месть,
А Машка назвал дочку в его честь.

Такую историю поведал Боровик,
Который на пеньке всё время сидит,
Бородой болтает, чего-то говорит
Старый дед-Боровик, он не мал, не велик. 

Комментариев: 62

Тени.

Семнадцать лет лежу и пью, ем, сплю, хожу в сортир,
Блюю, пою, стаканы бью, мой брат – лесной сатир.
Вокруг возня, соседский сплин беззубых и глухих:
— Когда же сдохнет, сукин сын! А я живей живых.

Как Копперфильд могу пройти сквозь дверь через стекло,
В любой среде дерьмо найти, стать тьмой, когда светло.
Сесть в лужу посреди двора и превратиться в мышь.
Намазать маслом, поплевать и показать им шиш.

Могу запрыгнуть в высоту и там звезду открыть,
Побить трёхтомник Пушкина и сдачи получить.
Явиться вдруг, когда не ждут, в неурочный час
С портфелем полным пузырей и стать царём на час.

Я суперас по кошелькам, застёжкам и ушам
Не верят, что я душу лью бухгалтерским трусам.
Я отражение в зрачках убитых ночью лиц,
Дыхание на животе и переводчик птиц.

                                                        

                                                        Мои друзья – на стенах тени,
                                                                          Танцуют в свете фонаря.
                                                                          Их не родившиеся дети
                                                                          Глазами смотрят из огня.

Комментариев: 0

Сентиментальный марш.

— Не успел я…, немного не успел, — оставшимся целым глазом Штуша-Кутуша видел, как на холме догорал его «Тигр» с уже почерневшей надписью «Даша» на борту: — Чем это они нас, а?
— Да, чёрт его знает, откуда они вообще появились, — Колобок перебинтовывал обуглившееся тело Штуши. Противно пахло палёной шерстью. Они лежали в ложбине, над головой летали огненные трассы: — На мельнице сидят. Ждали. Сейчас вылезут и всё. Хана нам.
— Давай, шериф, помнишь, как тогда в Сантьяго?
— Чего они там пищат?
— Просят высунуть голову, чтобы они могли её отстрелить, — перевёл Крокодил Гена.
Штуша притянул Колобка к себе:
— За дымом проскочишь, м-м…
— Гена, прикроешь!
— Не вопрос, — Крокодил облокотился на разбитый пулемёт и закурил трубку.
Колобок перелез через дымящегося Штушу, прополз по телам Мурзилкина и Мокуса. Хеммуль лежал чуть далее в луже мочи с оторванной головой. Казалось, он сладко спит. С мельницы не прекращали пищать и стрелять.
Ложбина кончалась, до «Даши» было метров сто открытого поля, от «Даши» до мельницы ещё пятьдесят.
— Давай, сынок, давай, — выдавил из оплавленных губ Штуша и замер, уставившись стеклянными глазами в небо.
Колобок проверил Кольт, хотя уже сомневался, что успеет им воспользоваться, вспомнил Жопастую Лолу и бросился по полю. Он покатился, как заправский футбольный мяч.

Гена докурил трубку, вложил её в карман пиджака. Взял из скрюченных лапок Чебурашки гармошку:
— Не хочу…, — глушил Гена внезапный приступ слёз.
Погладил клавиши.
— Павлины, говоришь? – сказал мёртвому улыбающемуся лицу Чебурашки и громко запел:
— Надежда, я вернусь тогда,
Когда трубач отбой сыграет.
К губам трубу свою приблизит
И острый локоть отведёт…

Внезапно стрельба смолкла. Раненный Колобок выглянул из-за «Даши». На мельнице цветные тени засуетились и переговаривались между собой. Со стороны ложбины раздались звуки гармошки. Колобок видел, как поднялся Крокодил Гена. Он стоял и играл:
— Надежда, я останусь цел,
Не для меня земля сырая.
А для меня твои тревоги
И добрый мир твоих забот…

На мельнице было тихо. Колобок покатился, перемахнул через плетень.

— Но если целый век пройдёт,
И ты надеяться устанешь.
Надежда, если надо мною
Смерть распахнёт свои кры...

Очередь прошила меха гармошки. Гена упал на колени.
— Ой…, — он посмотрел на дыры в инструменте, который он прижимал к груди.
На мельнице радостно орали и смеялись.

Их было трое. Когда Колобок ворвался и разрядил Кольт, они даже ничего не поняли. Так и повалились в разные стороны с застывшими мерзкими писками в пастях.
Колобок устало сел на пол. Ветерок подхватил грустный звук, вытекающий из умирающих мехов раненной гармошки.




— Не, ну я не согласен! Ну, не так всё было! – Крокодил Гена заёрзал в кресле:
— Ничего я на колени не падал! И песню эту дурацкую я первый раз слышу! И при чём тут Сантьяго?
— Э, я, собственно, тоже не совсем понял… э …, — Хеммуль надел очки: — Я…
— Мурзилкина там вообще не было, а Штуша-Кутуша с Бурвинеком на танке в салун укатили, — вставил Чебурашка.
Штуша молча шевелил своими тигриными усами, недобро поглядывая на всех.
Колобок захлопнул тетрадку:
— Ну, на вас не угодишь!
— Я, собственно, не совсем…, — приподнялся было Хеммуль.
— А мне понравилось! – резюмировал вдруг очухавшийся Дядюшка Мокус:
— Всем выпивки за мой счёт!
— Я, э…, собственно…
— А Хеммулю бабу!
— Ну-у, если Вы настаиваете…

Комментариев: 36

Сука.

— Это была самая тупая сука на свете, и как все тупые суки, самая красивая.
Не люблю я сук. Да и собак, в общем. Продажные мерзкие вонючие твари, пожирающие собственное дерьмо.
Я помню этот маленький пушистый комочек с чёрненькими глазками, который лежал у меня в руках, озираясь и выглядывая в окно машины. Наверное, тогда она запомнила и как всякая тупая сука полюбила меня навечно и преданно. Помесь дворняги, алабая и немецкой овчарки, тут же была водружена на цепь, которую она была не в состоянии даже сдвинуть и загрустила. Через неделю она уже освоилась, начала жрать, срать, ссать, лаять необычно басовито для женской особи. Услышав мой голос, ещё у отъезжающих ворот, уже вертелась и пищала, а заметив моё приближение, вставала на задние лапы, как бы просясь в мои объятия. Шуша. Так я её и назвал. Шуша росла. Что такое «собачья радость» я увидел, когда впервые отпустил её с цепи погулять по двору. Наверное, это было самое счастливое мгновение в её сучьем бытие. Она требовала к себе внимания, ласки, готовая взамен дарить свои. Короче говоря, Шуша жила самой обычной сучьей жизнью, абсолютно уверенная, что она пуп земли, принцесса мира и высокие двуногие боги всегда покормят её, поиграют и будут бесконечно чесать её юные лохматые девственные сиськи.
Зиму она пережила скучновато, но благодаря густой, практически козлиной, шерсти, весьма сносно. Да и ростом она стала уже с того самого козла, и вставая на задние лапы, передние уже ложились мне на грудь.
Это была её первая зима. Первая и последняя.
Сегодня эта тварь сдохла. Когда я подходил к ней я уже понял, что произошло. Она лежала на боку, не в силах поднять голову. Только хвост радостно пытался вилять, слабо пульсируя. Вокруг были кровавые лужи. Я взял в ладони её голову. Тупые, ещё ясные глаза смотрели на меня, не выражая ничего. Моё злое лицо было последнее, что она увидела. Через полчаса мы завернули в целлофан уже облепленный мухами труп, закопали за забором. «Зарыли. Как собаку…», почему-то сказал я.
Она не погибла геройски, не защитила от внезапной угрозы, не закрыла грудью, не вытащила из-под обломков. Она обожралась сырых куриных костей, которые разодрали ей внутренности, и которые ей принесла другая тупая сука. С такой же тупой красивой мордой. «Что же делать? Что же делать? Это же…. У нее, наверное, чумка была. Это же не я виновата? А может, Шуша беременна была?». «Ничего не делать. Я могу предотвратить смерть. Но воскрешать я не умею».
Так о чём это я?
Ах да.
Не люблю я сук.
Да и собак, в общем тоже.

Комментариев: 57

Всё мы что-то делаем впервые.

На удивление самое сложное в процессе — это не разжигание углей, маринование, не резка, а насаживание мяса на шампуры, которые почему-то позорно называли «шпажками». Куски мягкого мяса так и стараются разбежаться в разные стороны в последней попытке миновать казни. Но через полчаса утомительного рукоблудия я победил!

                                 

Можно приступать к экзекуции и водружать на заждавшиеся жертвы угли:

                                 

Поливаем маринадом и покручиваем....

                                 

Так, пошёл запашок, приятно меняется цвет… До пятиминутной готовности посыпаем сверху колечками лука (из того же маринада):

                                 

Прошу к столу!

                                

Ну, а потом всё как обычно… А наутро...
Остатки сладки, или демон Бегемот, чудовище, которое почему-то называли Мушка:

                             

О! А это весёлая птица — синица!

                               

… которая в тёмном чулане хранится,
которая часто ворует пшеницу.., ну дальше вы знаете.

Так что, провидению препоручаю я вас, дети мои, и заклинаю: 
остерегайтесь выходить на болото в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно. 

                                

P.S.

 

Комментариев: 51

«Эффект Шапиро».

Профессор выключил проектор, обернулся к аудитории:
— Итак, доктор Борг наглядно продемонстрировал нам, что же такое «Эффект Шапиро». Какие следуют выводы из предложенного эксперимента? Прошу, Эмми.
— Я, право, не уверена…
— Не стесняйтесь. Вы студентка Штраффордского Университета, основанного двадцать тысяч лет до новой эры, Вы должны уметь выражать и отстаивать свою точку зрения. Какой же Вы сделали вывод?
— М-м, — Эмми приложила пальчик к губам, затем её бровки озарённо приподнялись: — Не всё жопе масленица?
Профессор пошевелил усами, круглые очки неподвижно смотрели на Эмми.
— Неожиданно, но вполне приемлемо. Собственно, если подходить к проблематике автостериально, то… вполне приемлемо. Умница, Эмми.
Эмми покраснела и спрятала личико за папку с наклейкой: «Хочу быть лави».
— Так, у кого есть другие мнения? Давайте по порядку, — профессор поднял ладонь, останавливая взмывшие вверх руки: — Баклюнд?
— Блюдо-блюдо, сделай чудо!
— Великолепно! Арнольд?
— Обжигаясь на молоке, обжигаешься и на огне!
— Чудесно. Смелое предположение! Джудит?
— Если тыкать пальцем в…
— Спасибо, Джудит. Напрасно я Вас спросил. Я никогда не сомневался в Ваших аналитических способностях. Теория Гейндриха, что объём мозга обратно пропорционален объёму сисек – это тема нашего следующего семинара и Ваше присутствие просто необходимо…
— Козе баян, попу гармонь, икона папуасу!
— Кто это сказал?! – заорал профессор.
Наступила мёртвая тишина.
— Я повторяю свой вопрос: кто ЭТО сказал, маленькие поганцы?
Опять тишина. На задних рядах кто-то заплакал. На передних начали прятаться под стулья.
— Так-так…
— Это я, сэр, — встал долговязый растрёпанный юноша, опустив голову, словно ожидая, что её сейчас отсекут.
— Вот! Посмотрите на этого человека!
Все посмотрели.
— Он единственный из вас, кто сделал стопроцентно правильный вывод. Имя?
— Джон Джамп.
— Поаплодируем Джону Джампу, друзья мои, и все свободны. Жду всех через неделю на семинаре, тему которого я уже озвучил чуть ранее.
Студенты шумно покидали аудиторию. Профессор укладывал слайды в портфель, напевая: «Я всем известный птицелов» Моцарта.
— Профессор.
— А! Джон Джамп! Браво, браво! Я горжусь, что такие студенты…
— У меня к Вам вопрос.
— Да-да, мой юный гений, слушаю.
— А… кто такой Шапиро? Где и что он играет?
Профессор открыл рот, выронил портфель, схватился за сердце и, закатив выпученные глаза, с пронзительным стоном опрокинулся за кафедру.
Джамп поднял и повертел в руках треснувшие очки:
— Ну, интересно же.

Комментариев: 6

Рыбалка.

Рассказ Шпица.

Шпиц завёл патефон. Зазвучала тревожная, нагнетающая музыка. Глаза Шпица заполнились туманом воспоминаний, он устроился поудобней, пустил колечко голубого дыма из трубки и начал:
— Это случилось на Озере. Прибыли мы туда с моим другом Улем, отставным майором, прихватив с собой из близлежащей деревеньки двух молоденьких барышень. Деревенька эта имела дурную славу, но мы не придавали тогда особого значения, о чём впоследствии пожалели….
А прихватили мы девиц с весьма определённой люминесцентной целью: напоить их, и хорошенько им вдуть, не сильно при этом затрачиваясь. Но случилось нечто непредвиденное. Напились мы с моим другом самые первые и, утеряв способность порадовать наших черноглазых див намеченной программой, приятель мой вдруг проявил интерес к рыбной ловле.
— Но как же так? Ведь у нас нет ни удочки, ни даже сочка?
Загадочная улыбка в ответ означила, что возможно обойтись без этого. Раздевшись до исподнего, поправив гусарские усы, Уль отправился в воду. Довольно долго его голова то исчезала, то появлялась на мерцающей поверхности озера, затем она приблизилась к берегу. Приятель начал извлекать из трусов разнообразную разнокалиберную рыбу и бросать к нам под ноги в траву. Дамы были в восторге! Надо сказать, что и меня изумила вместительность его полосатых плавательных подштанников. Уль отправился на второй заход, девчонки решительно взялись за построение ухи, я отправился за Улем. Рыбы на глубине оказалось и впрямь вдоволь, но в свои плавки я её засовывать всё же не рискнул, испытывая некоторые опасения. Разгорячённый Уль вновь набил под завязку себя рыбой и мы поплыли к берегу. Дамочки пищали, что было мочи, так как до сего момента искренне считали, что в озере уже давным-давно рыба перевилась. Ан нет! Сияющий Уль вывалил улов под восхищённые женские вопли и тут одна из них, та, что была посимпатичнее, но более обаятельной, хватает меня за выпуклость:
— Ой, а это что за рыбка?!
Оттягивает мокрые трусиля, засовывает ладошку, хвать! хвать!

Шпиц подскочил к сидящему перед ним и…
— Хвать! Хвать!
— Ну, это, знаете, уже… чёрт знает что такое!
— Теперь-то вы поняли, что главное в рыбалке?
— Вы психопат!!!
Шпиц поучительно потряс перед носом указательным пальцем:
— Главное в рыбалке – это рыбалка.

Комментариев: 39

Рыбалка.

Заседание в клубе «Сухой Рыболов».

— Рыбалка? Рыбная ловля? А что самое главное в рыбалке? – Шпиц обвёл лукавым взглядом слушателей.
— Наживка? – появились версии.
— Снасти?
— Водка?
— Рыба?!
— Не плохо. Не плохо. Так вот, всё, что вы тут говорили: наплевать и забыть! – Шпиц деловито прохаживался, распахнув ветровку с капюшоном, высокие ботфорты грохотали каблуками по деревянному полу клуба. Глаза Шпица внезапно освирепели, округлились. Он бросился к ближайшему человеку:
— Я Чапаев! Ты понимаешь, что я Чапаев?!
Столь неожиданное откровение застало врасплох.
— А ты? Кто ты такой? Кто тебя сюда прислал?!
Вопросы, в сути своей, были не сложные, но их стремительность, а в особенности тон, которым они оказались заданы, ставили в тупик.
— Наживка… Снасти…, — Шпиц поправил свою шкиперскую шапку, раскурил трубочку, что означало, что он успокоился, для острастки ещё раз гневно глянул на собеседника и продолжил:
— Сейчас я расскажу вам одну историю при мысли о которой меня до сих пор бросает в дрожь и волосы встают дыбом на голове, в заднице начинает свербеть, а яйца сжимаются до размеров мексиканских прыгающих бобов.
Шпиц завёл патефон. Зазвучала тревожная, нагнетающая музыка. Глаза Шпица заполнились туманом воспоминаний, он устроился поудобней, пустил колечко голубого дыма из трубки и начал:
— Это случилось на Озере...

Комментариев: 51

Очерк.

— Мда…, — Ломоносов брезгливо отбросил только что прочитанную статью, почесал подбородок, посмотрел на автора: — У Вас какое было задание?
— Краткий позитивный очерк о наступлении весны в нашем городе, — промямлила Юля, потупив взор.
Ломоносов встал, заложив руки за спину, начал медленно, как акула, нарезать круги вокруг Юли. Она сидела, словно на электрическом стуле, каждую секунду ожидая, что повернут рубильник.
— Как там у Вас? Э-э… «Весна встретила меня ласковым тёплым поглаживанием…», ну-ка, прочтите вслух ещё раз.
Юля шмыгнула носом, поправила пальчиком съехавшие очки, и, не поднимая глаз, начала читать наизусть свой первый профессиональный очерк:
— Весна встретила меня ласковым тёплым поглаживанием солнечной ладошки…
— Так-так…
— Уже яркой, но ещё не жгучей.
— Продолжайте, продолжайте.
— Наряженные в зелёные обновки деревца вышагивали, как по подиуму, демонстрируя окружающему миру свою цветущую красоту, распространяя ароматы свежести и радости, дарили мне хорошее настроение. Небо, бесконечно синее небо, в которое хочется окунуться и поплыть. И наш чудесный город, проснувшийся этой весной, в преломлённом свете радуги сияет, словно распустившийся бутон лилии на утренней заре…
— Я извиняюсь, а что, бывает заря не утренняя?
— Я…
— Продолжайте, прошу Вас.
— Весна заботливо накрыла наш город тёплой разноцветной шалью экстаза…
— Всё?
— Всё…
— Ну, что ж, позволю себе пару замечаний. Краткий позитивный очерк о весне в нашем городе? Краткость есть, весна присутствует и даже к финальному экстазу, накрывшим город, претензий нет. Но где же позитив? Как Вас?
— Юля…, — пухленькая девочка совсем скукожилась в кресле и стала очень похожа на вопросительный знак.
— Юля. Значит так. Берите ручку. Пишите. Немножко подредактируем Ваше творение. Я всё-таки главный редактор и это моя «профессьон де фуа», так сказать.
Из под очков Юли покапали слёзки.
— Пишите! Итак…

«Весна.
Весна встретила меня ласковым тёплым поцелуем юной пары геев, которые как обычно после потепления, как отзимовавшие раки выползают из вонючего ила, собираются у аллеи Театра оперы и балета. Заголившиеся девицы вышагивают, как по подиуму, демонстрируя окружающему миру свои гладкие кривые ноги, пупки с окатышами и сиськи различных конфигураций, величественно покачивающиеся при движении подобно маятнику, усыпанные бижутерией, распространяя слизный запах пробуждённой похоти и вожделения, дарят мне хорошее настроение. Колонны маструбаторов, беспокойно озирающиеся по сторонам, маршируют неровным строем, потирая руки, в университетский городок. Бесконечно синее небо, нависло над нашим городом, как огромный анус, готовый проглотить, втянуть, переварить и испражнить обратно миллионное население скутанное смрадным потом наслаждения в тёплой разноцветной шали слипшегося экстаза. Весна пришла. Весне дорогу!
Всегда для вас первая, искренне ваша и только ваша Юлия М.»

Папа Юли отложил газету. Он долго и молча смотрел в стену. Вновь перечитал заметку дочери. Затем подошёл к окну. Над окном навис огромный анус, готовый проглотить, втянуть, переварить и испражнить обратно…  Что ж, всё как обычно… 

Комментариев: 0

Шампле.

Пьер Гуно двигался по бульвару Бомарше весёлой непринуждённой походкой. Настроение было великолепное. Четверть часа назад он наконец-то душевно схлопотал от Жермен по физиономии букетом ромашек, своевременно собранных у памятника писателю Збидичу, тем самым получив полную и окончательную отставку. По крайней мере, на ближайшую неделю. Он — неблагодарная свинья, она — вовремя прозревший ангелочек, чуть было не связавший свою жизнь с ничтожеством и пустозвоном. Все довольны, все остались при своих. Невероятное чувство свободы, приправленное весенним солнцем и прохладой, наполняло Пьера. Встречные барышни улыбались, в голове звучала «Рио-Рита».
— Пьер!
Пьер обернулся. К нему на всех порах бежал… Маршан (чёрт бы его побрал!). Как всегда в непременной клетчатой тройке.
— Пьер! Уф… Какое счастье, что я тебя встретил! – запотевший Маршан схватил ладонь Пьера и начал трясти: — Нет, это не случайность, это судьба!
— С каких пор ты веришь в судьбу? – «Рио-Рита» смолкла, зазвучал «Каприз» Паганини.
— С недавних, — глаза Маршана странно забегали: — Ну, как поживаешь?
— Да, в общем-то, неплохо. Гуляю вот.
— А! Моцион! Ну, пойдём, — Маршан обхватил своей лапой плечи Пьера и они не спеша продолжили прогулку: — Что интересно, профессор Рив неопровержимо доказал, что именно ходьба способствует укреплению костной системы, а равно сердечно-сосудистой акопуляции. Не бег, заметь себе, а именно ходьба. Бег придумали эти выпендрёжники янки. Европа ходит, значит им нужно бегать! Мы побежим, они начнут ползать. Ты читал последний «Пэйдж»?
— Я…
— Напрасно, напрасно. Теория доминирования минуса над ноликом, а нолика над крестиком и двоеточием представлена довольно увлекательно. Ах, если это так, представляешь, какие перспективы открываются для людей, с врождённым знаком умножения или квадратного корня! Эта дамочка из института судебной психиатрии знает, о чём пишет. И подумать только, что наличие прыщей на заднице определяет…
— Ты куда меня ведёшь?
— Я? Никуда. Я иду с тобой, — ещё крепче прижал Маршан Пьера к себе: — Так вот, исследования тембра женского голоса показали, что обладатели растра в 120 децибел…
На углу Каштановой улицы у фонтана стояла скрюченная старушка с протянутой рукой.
— О! Дай бабушке монетку, — толкнул Маршан.
Пьер вынул из кармана первое, что попалось, и сунул в трясущуюся морщинистую руку. Старушка перекрестилась справа налево.
— У-у-у!!! – Маршан подняв брови, таращился в свои карманные часы: — Заболтал ты меня совсем. Ну, счастливо!
Исчез столь же стремительно, сколь и появился.
«Вот кто пустозвон», думал Пьер. Однако, ощущение освобождения не покидало его и, мало того, требовало праздника. Ну, что ж, в «Элефант»!

На следующий день, возвращаясь с работы по тому же бульвару, Гуно вновь попалась старушка у фонтана. Она явно узнала Пьера и жалобно глядела на него. Он переправил монету из кармана в протянутую руку. Назавтра история повторилась. И на послезавтра. «Хм, почему я не замечал её раньше?». Через неделю это стало раздражать Пьера. Старуха вела себя весьма бесцеремонно, медленно подходя к нему и ожидая монет, как положенной зарплаты. Однажды Пьер просто решил проигнорировать попрошайку. Она пропала у него за спиной и выросла уже на повороте в сквер, через три квартала. Пьер, стиснув зубы, молча прошёл мимо. «Однако…», сводил он вечером дебет с кредитом.
Смена маршрута не принесла ожидаемых результатов. Старуха в платочке появлялась везде, какими бы окольными путями и козьими тропами Пьер не добирался домой. И всегда, огибая протянутую ладонь, как бы, не замечая, Пьер слышал в след:
— Храни Вас господь, и дай бог вам счастья…
«Издевается. Какого чёрта? Я же не обязан содержать эту старую кошёлку!», заглушал непонятное смятение в себе Пьер. Старуха продолжала вырастать, словно из-под земли перед Пьером, милостиво требуя мзду. Пьер стал бояться выходить из дома. В воскресенье он первый увидел охотницу. Спрятался за развесистый каштан. «Чёртова кукла!», скрипел зубами Пьер: «Ну, всё!».

Дюваль вышел из букинистического магазина, любовно потирая томик Вивьена Лира 1887 года издания. Боже! Как долго я тебя искал — говорила его блаженная улыбка и истомный мутный блеск в счастливых глазах.
— Дюваль! – окрикнул его кто-то: — Дюваль!
Дюваль оглянулся. К нему на всех порах бежал… Пьер Гуно (чёрт бы его побрал!). Как всегда растрёпанный и похабно светившийся.
— А, Пьер! Моё почтение.
— Вы выглядите столь счастливо, что я не мог не окликнуть Вас. Поделитесь же своим счастьем.
— О-о…, — простонал Дюваль, прижимая книгу к щеке: — Вы угадали. Я действительно счастлив! Это «Карамельки в жире» Лира, первое издание, без купюр. Это чудо отечественной поэтической пасторали. Послушайте, Пьер, а давайте отметим! Это действительно праздник для меня и я рад, что Вы встретились мне именно сегодня!
— Великолепно! А как я рад, Вы себе и представить не можете. О! – Пьер Гуно начал шарить по карманам и тут Дюваль заметил маленькую старушку в платочке, которая стояла рядом и тянула морщинистую ладонь.
— Послушайте, не могу найти мелочь, дайте бабушке монетку.
— Конечно, — Дюваль дал монетку.
— Простите великодушно, дорогой мой Дюваль, но отпразднуем как-нибудь в другой раз! – кричал уже через дорогу исчезающий Гуно.
— Хм… Чудак, — пожал плечами Дюваль и на мгновение ему показалось, что старушка, всё ещё стоявшая рядом, подмигнула ему.
— Стонали словно жёны струны…, — процитировал Дюваль Вивьена Лира.

Комментариев: 134
накрутка подписчиков в вк
все 104 Мои друзья