Итак, девчонки и мальчишки, спасибо всем, тем, кто знал разгадку, тем, кто искренне искал, то, чего он не видел на картинке, тем, кто, по привычке не утруждать мозг, отправился за ответом в Гугляндию (но ведь перед этим вы всё-таки пытались увидеть дельфинов?), спасибо, что приняли участие в тесте, конечной целью которого являлось задуматься над тем, что наш мир это «не то, что нам видно в окне». А ведь вокруг нас так много «дельфинов», стоит всего-то чуть изменить угол восприятия.
Закрываем тему.

Что мы видим? То, что хотим или то, что знаем, или то, что выдаёт нам наш компьютер? Матрица.

Нет-нет, не пугайтесь! Это не тест Роршаха с дурацкими кляксами. И даже не тест Борга.
Известная картинка-тест, на которой дети и психически здоровые люди видят одиннадцать дельфинов, а люди с расстроенной психикой – двух любовников.

Вы, конечно же, видите одиннадцать дельфинов. А теперь заставьте себя отыскать двух любовников. Никак не получается? Дельфины напрочь отказываются превращаться в ласкающуюся парочку? А вы повнимательней. Не торопитесь…
Дельфинов вы ведь видите?

Росла в поле берёзка. Стояла. Люли-люли. И любил к этой берёзке прибегать заяц и сдирать с неё кору. Жрал. Чавкая, причмокивая, щурясь от удовольствия. Ведь берёзка была сладенькая, особенно по весне. Берёзке было очень больно. И она убила зайца.

— Видите ли, Семён Владимирович, право не знаю, как начать.
— Ну, ладно, что там натворил мой балбес?
— Нет, Серёжа очень способный мальчик, немного мечтательный и импульсивный, но это вполне нормально для его возраста. Дело в том, что он в своём сочинении на свободную тему выбрал «Мой папа».
— Так-так…
— Собственно, весьма интересный слог и явно выраженные литературные способности. Незначительные грамматические ошибки, но я сочла необходимым поставить Вас в известность…. Я Вам лучше зачитаю: «Мой папа большой и сильный. Справедливый и очень любит меня и маму…».
— Ну, прямо уж…хэ…
— «Он очень добрый, честный…»
— Вот пострелёнок.
— «…и очень похож на Геббельса…».
— Что-что?
— Вот, пожалуйста.
— Так.
— Я особо не вижу в этом проблему, но я не стала… Я полагаю, что лучше Вы сами поговорите с сыном, ну, объясните, что подобное сравнение несколько… некорректно.
— Хорошо. Геббельс, значит? Я ему устрою политинформацию!
— Историю мы ещё не изучали…
— Мы с ним дома изучим. Подробно.
— Только я прошу Вас…
— В картинках!
— В принципе есть некоторое физиологическое сходство…
— Он у меня, сука, запоёт! А Вы, я вижу, ему пятёрочку поставили?
— В педагогических целях не нужно так бурно реагировать….
— Молчать! Педагоги! Чему вас только в ваших ВУЗах учат? В лагеря вас всех! Или канал какой рыть! И то пользы больше было бы! И книжонки ваши похабные в печку! Ничего, кончится ваше время! Вспомните ещё своё  воспитание! К стенке! Из пулемёта! Всех! Портмоне из ваших шкур делать!!!
— Семён Владимирович, куда же Вы? Ах, как неловко получилось…

— Отдельный музыкальный духовой оркестр городской пожарной части от инфантерии в составе восьми единиц прибыл в Ваше распоряжение! – браво отрапортовал бородатый толстяк с эполетами полковника, лихо приложив ладонь к блестящему шлему и шлёпнув каблуками.
— Так вы и есть наше подкрепление? – генерал Капустин с удивлением и всё ещё не веря своим глазам, изучал представшее перед ним зрелище: — Это то, о чём я столь долго просил графа? Вот что, братец, а ну-ка кругом и шагом марш по месту службы!
— Никак не возможно Ваше Превосходительство, поскольку личным распоряжением Его Сиятельства определён в Ваше расположение, а стало быть и нахожусь по месту службы! – полковник достал из-под серой шинели письменный приказ графа.
Генерал пробежал протянутую бумагу: — М-м… это конец…., — он отнял ладонь от помрачневшего лица: — Ну, да чёрт с вами. Помирать, так с музыкой. Занимайте левый фланг у батареи Гуревича. Там может вас не так слышно будет, а как дойдёт до рукопашной… впрочем, это уже не суть важно…
— Слушаюсь, Ваше Превосходительство! А ну, живо, по местам!
Музыканты, толкаясь, путаясь в шинелях и таща инструментарий, поспешили к пушкам.

Послышалась канонада вражеских орудий, облачка разрывавшейся шрапнели начали феерично украшать собой небо, неся смерть. Батарея с фланга дала ответный залп последними зарядами и замолчала. Генерал смотрел в подзорную трубу на приближавшиеся под барабанную дробь стройные квадраты противника. По рядам солдат прошло тревожное колыхание.
— Ну, вот и всё…, — сказал Капустин своему адъютанту Орешникову: — Готовиться в штыковую! А ну, ребятушки, не грудь в крестах, так голова в кустах! За мной, сынки! И строй мне держать как на параде!
Он выхватил саблю и выскочил за редуты.
— А ты, несусветный папаша, — крикнул он полковнику-музыканту: — Гряньте ка нам, что б в бога, в душу и в мать их!
Оркестранты засуетились. Солдаты шли за своим генералом. Были уже видны неотвратимо приближающиеся хищные выбритые лица неприятеля, предвкушающие предстоящую бойню. Они не стреляли, они хотели резни.
И вдруг… Генерал даже не сразу понял, что произошло. Раздались звуки труб. Лица напротив сначала выразили недоумение, затем начали бросать ружья и, затыкая уши, кинулись бежать. Некоторые валились на землю, содрогаясь в конвульсиях и ругаясь на чужом языке. Оркестр заиграл громче и Капустин с трудом смог различить «Ах, вы сени, мои, сени», но звучало нетленное произведение столь нестройно и нескладно, что генерал невольно поморщился. Он с сочувствием посмотрел вслед удаляющемуся в суматохе врагу.
— Ты вот что, голубчик, — обратился он к замершему рядом Орешникову: — Дай-ка им отмашку, чтоб прекратили, пока и наши орлы не попадали от такого музицирования или не пришибли наших героев.
Адъютант не скрывая радости от полученного приказания, помчался его исполнять.
— Вот уж трубы иерихонские, — сказал про себя генерал, улыбнулся, сложил саблю в ножны: — С такой то силой мы и до Парижу дойдём. Хе, «Вестибюль, мон, вестибюль»…

— Вы знаете, что мной открыта некоторая закономерность, — наконец заговорил Базель: — Я бы даже сказал: закон природы.
— Что Вы говорите!
— Оказывается, ковыряние в заднице способствует усилению кровотока в мозгу, меж тем как ковыряние в носу способствует обратному процессу. Собственно, стимулирование жопы обеспечивает полноценную функциональность умственных возможностей. Мне пришла в голову эта удивительная по своей простоте мысль, когда вдруг среди ночи я вскочил как полоумный и меня осенило. Все писатели, учёные и прочие так называемые наши гении человечества большую часть своей жизни проводят сидя на стуле и это не случайно. И уж совершеннейший не секрет, облачённый в народную мудрость, что самые лучшие идеи посещают людей в отхожем месте. Согласитесь, что с этим трудно поспорить?
— Э-э…, -  Круглич почувствовал себя несколько неудобно.
— Тужащийся на горшке человек издали даже визуально напоминает знаменитого Мыслителя, и согласитесь, напротив, насколько глупо и нелепо выглядит тот, кто чистит нос пальцем. Вы представляете, какой это переворот в психиатрии? Я начал прописывать своим пациентам  поточные курсы ковыряния в заду. И хотя некоторые ещё не в состоянии оценить и постичь мой прогрессивный метод, и скоропостижно покинули клинику, я абсолютно уверен в успехе. А Вы уже уходите?
Базель как-то странно посмотрел на Круглича, который поднялся и робко теснился к двери.
— Да, гер Базель, у меня там процедуры… хе-хе…, -  Круглич нажал на ручку и обнаружил, что кабинет заперт.
Базель улыбнулся, сверкнув золотой коронкой.

— Да-с, молодой человек, — мы шли с Арсений Палычем по местному Арбату, он, облачённый в наглухо застёгнутое серое пальто с воротником, монотонно и величаво переставлял трость в такт шагам, свободную руку закинув за спину, круглые очки блестели стёклами на солнце из-под каракулевой острой шапки, уже поседевшие чеховские усы и бородка смешно шевелились, понукаемые осенним ветерком: — Правильно Вы как-то заметили, что все города одинаковы, а город – это в первую очередь люди, живущие в нём. И люди по природе своей одинаковы, незначительно отличающиеся, как им наивно кажется, мировоззрением, ограниченным окружающей средой. Эта похожесть по сути своей парадоксальна. С другой стороны, было бы странно и неуместно, будь это иначе. А люди – это история.
Мы остановились у скамейки, присели. Очки Арсений Палыча внимательно и со смаком проводили ножки двух гимназисток, небрежно весело промелькнувших перед нами. Он достал папиросу, я дал ему прикурить.
— Ну, скажите мне, голубчик, в каком городе нет истории о милиционере, который поднял руку, то ли с жезлом, то ли чтобы отдать честь, когда проезжал кортеж генсека, а теперь и президента, и его застрелила охрана прямо из окна автомобиля. В каком городе нет притчи про непутёвого водителя, который двадцать раз проезжал под камерой, снижая скорость до нуля, и она его всё время фотографировала, а в итоге ему пришёл штраф за не пристёгнутый ремень. Везде есть свой легендарный Гагарин, нет, не Юрий Алексеевич, а проживающий «вон в том дворе» прозванный так за то, что выпал с балкона пятого этажа вслед за улетающей бутылкой водки и чудом остался невредим. В каждом городе есть могила Виктора Цоя. Есть и всем известная, но никем неувидаемая и таинственная женщина с поперечной промежностью, извините. Чудо-лекарь, излечивающий всё одним только взглядом. Есть свой знаменитый бомж, который зимой голый в шапке Деда Мороза ошивается у магазина. Своё привидение бледной женщины, некогда несправедливо задушенной, а теперь являющейся по ночам охраннику офисного здания.
Арсений Палыч надолго замолчал, будто впав в задумчивую эйфорию, положив подбородок на трость.
— Да… Осенняя пора, очей очарованье… Ах! – вдруг подскочил он: — Простите мне мои пистоляры, сколь очевидные, столь и патетичные. Я, право, злоупотребляю Вашим вниманием, — он пожал мне руку: — А Вы пишите. У Вас иногда получается. Пишите о людях.
Я смотрел на удаляющуюся серую фигуру, скрывающуюся в тоннеле подземного перехода. Смотрел на ещё одну городскую легенду.

А вы, да-да, вот вы, знаете свои городские легенды? Поделитесь?
Ну, ладно.

Царь подснежный пытался тихо пробраться в опочивальню, но, как это всегда и закономерно бывает, когда хотим сделать что-то тихо, то обязательно шумим. Он задел ледяную вазу, которая с неимоверным грохотом самоуничтожилась на мраморном полу в тронном зале дворца.
— Упс, — виновато произнёс Царь.
— Что такое? – выбежала Царица.
Переместившийся взгляд с осколков на супруга, поменялся с удивлённого на сердитый.
— А что такое? – Царь оглядывался, пытаясь угадать причину волнения.
— Опять, — всплеснула его жена руками: — Это что такое?
Её пальчик указал на лиловый синяк под левым глазом Царя.
— Ах это? Уфф… Ну… Иду я, иду…
— Ты же обещал.
— Ну, — Царь выложил на стол корону, золотую бабочку и бриллиантовую лягушку: — Задержался немного. Такая уж у нас царей доля.
— Ц! – носик Царицы дёрнулся от терпкого запаха вина: — Ты же обещал, какие клятвы давал.
— Ляля…
— Что, Ляля? Как не пойдёшь к людям, так всегда приключения! То со стрелой в заднице приползёшь, то рёбра поломаны, то с Ланселотом тебе приспичит на турнире драться, сколько раз я тебя по частям собирала! Небритый, помятый, с фингалом, хорош царь!
— Какая стрела?
— А прошлый Новый год? Учудил. Всю долину подснежниками усыпал. В январе! Люди чуть с ума не сошли, решили конец света настал.
— Весело же было…
— А бабы эти твои бесконечные?
— Какие бабы?
— Несмеяну три ночи к ряду «смешил», пока её папаша её за какого-то Бургундского принца не спихнул. Марья-Краса до сих пор ромашки шлёт, а эта, стыдно представить, лярва Шамаханская, звёздами в небе сердечки рисует. А прошлым летом чего тебя в Лапландию понесло? К Снежной Королеве, этой старой курице! Ночью от тебя… не допросишься, зато там на земле ты хват!
— Что ты несёшь? Болтают подружки твои болотные, ересь всякую квакают, а ты и слушаешь. Ну, не плачь, Ляля.
— В общем, папа почтового крота прислал с письмом. Они с мамой на следующей неделе к нам приедут. Я уж прошу…
— Пфф…
— Пойдём, несчастье моё, — Царица погладила Царя по небритой щеке: — Лечить тебя буду.
— М? Да, подлечиться бы неплохо.

Не стал дописывать, уж простите...
Скажу только, что Скакун и Всадник попали в Шервудский лес в компанию Робин Гуда....
А дальше включайте воображение. 

Когда Диккенс полез с огромным риском для жизни в нависший над пропастью вагон (из которого его с пассией только что вытащили), чтобы спасти оставленные там свеженаписанные куски «Нашего общего друга», его юная любовница с совершенным хладнокровием крикнула ему:
— Ну, возьми тогда и шляпную картонку!

— Ты гляди-ка! Принёс! Хе-хе! – вертел в руках тяжёлую корону из самоцвета Купец.
— И бабочку золотую принёс! – рассматривал сквозь голландскую увеличительную лупу золотую бабочку Второй Купец: — И как это ты у Царя Подснежного добыл? Неужто выкрал? Или силой отнял, а?
— Царь Подснежный сам отдал мне и корону и золотую бабочку, чтобы я рассчитался с вами, и сказал передать людям, что он нечета вам.
— Ишь ты! Славно врёшь, Всадник. Нуда, нам-то без разности, как добыл. Принёс и ладно. В срок уложился. Ступай, голубчик. В расчёте мы теперь.
— А то, гляди, сыграем? – подмигнул Купец: — На Скакуна твоего.
Всадник вышел из трактира, слыша громкий заливистый смех купцов в спину.
— Ну, что, дружище, — Всадник потрепал по холке Скакуна: — Поедем?
— Бррр?
— А куда глаза глядят, — Всадник забрался в седло: — Куда-нибудь подальше отсель.
— Эй, уважаемый! – окликнул Всадника незнакомец, укутанный в дорожный плащ с капюшоном, закрывающим лицо: — Не это ли трактир Савушки?
— Он самый, — ответил Всадник: — Только мой тебе совет, странник, держись-ка ты от него стороной.
— Бррр!
— Вперёд, Скакун!
Странник, облокотившись на посох, проводил взглядом Всадника, скрывшегося за поворотом дороги. Зашёл в трактир. Сразу же в дальнем углу он приметил двоих громил с картами на столе.
— Хозяин, вина! О! Да я гляжу, здесь и интеллектуально отдохнуть можно.
Купцы не поняли фразы, но уловили смысл.
— Отчего не отдохнуть, коль деньги есть, — Купец ловко перекинул карты из одной руки в другую.
— Глядишь и в наваре останешься, — добавил Второй Купец.
Странник подошёл к столу, присел:
— Э, вот беда, денег то мало у меня, только на вино и хватит, — он взял принесённую ему кружку, осушил её, отдал две медные монеты, утёр рот, откинул капюшон: — Вот разве что…
Странник достал из-за пазухи бриллиантовую лягушку, сидящую на огромной жемчужине, на голове лягушки была маленькая золотая корона, усыпанная изумрудами и рубинами.
Купцы раскрыли рты.
— Да только найдётся ли у честных людей равноценная ставка, — сказал Странник, покручивая перед носом купцов чудо-лягушкой.
— Найдётся! – Купец выложил на стол корону из самоцвета.
— Э-э, — брезгливо протянул Странник и начал прятать под плащ лягушку.
— Погоди! – Второй Купец вынул золотую бабочку: — Вот! Играем?
При виде бабочки глаза Странника сверкнули:
— Играем.
— Сдавай! – потёр руки Купец.
— Там где дама, там валет. Трое с боку, ваших нет, — раздал карты Второй Купец.
Странник тут же раскрылся, и на стол легли четыре туза. Купцы вытаращили глаза.
— Это как?
— Как-как… Ты же сам говорил: «трое с боку, ваших нет». Принеси-ка ещё кружечку, братец! Вот, друзья меня угощают, – Странник выпил, крякнул, собрал выигрыш: — Ну-с, благодарствую за игру, бывайте, господа хорошие. Ан некогда мне с вами тут лясы точить, пора.
Странник направился к выходу. Купцы вышли из ступора, схватились, один за топор, другой за нож:
— А ну-ка, приятель, не так скоро! Отыграться бы надо, а то ненароком несчастие приключиться может. Ты как полагаешь? – обратился Купец ко Второму Купцу.
— Верно. Очень может, — подтвердил Второй Купец, закатывая рукава кафтана.
Странник остановился в дверях. Вино уже тёплой нежностью растеклось по его телу, он почесал живот:
— Эх, обещал же Ляле…. Ну, да как без этого?
Повернулся к подступавшим к нему купцам, скинул плащ, обнаружив под ним дорогой камзол.
— И плыли по реке кувшинки….
— Чего? – спросил Купец.
Странник улыбнулся:
— Сейчас попробую объяснить….

Всадник стоял на распутье перед камнем. Камень был столь древний, что надписи прочитать на нём не представлялось возможным.
— Эх, ма, горе – не беда! Давай направо!
— Бррр?
— Ну, а ули?
И Всадник со Скакуном поскакали направо.